Это разозлило ее.
И напугало.
А затем она нашла свежую рану — с левой стороны груди, и ее руки вновь замерли.
— О Боже… — Темная, рваная рана в нескольких дюймах от сердца. По крайней мере, она на это надеялась… — В вас сидит пуля…
Он нисколько не удивился.
— Знаю, — сообщил он, слегка наклоняя голову к стакану с янтарной жидкостью.
Кэтлин заглянула ему в лицо, ища поддержки.
— А мы не должны… Я не знаю, может, ее нужно вытащить?
Эм Джи одарил девушку одной из тех улыбок, при виде которых ей вспоминались эльфы.
— Пусть пока остается там… где есть.
Стерео…
Она оглянулась по сторонам, только теперь вспомнив о его просьбе.
— Ах да, конечно. Вы хотите послушать новости?
Он слегка мотнул головой.
— Кассеты. В моем рюкзаке.
— Кассеты?
Эм Джи закрыл глаза и кивнул.
— Когда надо поднять себе настроение… нет ничего лучше Джимми Дина и хорошей порции виски.
Создалось впечатление, что он уже изрядно набрался. Тем не менее она не стала спорить и послушно принесла рюкзак, предоставив ему возможность самому рыться в нем. Затем сунула выбранную им кассету в стоящую у дальней стены стереосистему.
Когда она прибавила звук, из колонок раздалось что-то среднее между кантри, роком и оскорбленным воем ленточной пилы. Она шарахнулась в сторону и обернулась, надеясь убедиться, что это именно то, что Эм Джи имел в виду. Он встретил ее взгляд улыбкой.
— Вам это действительно нравится? — спросила девушка, удивляясь собственному вопросу.
— Джимми повсюду ездит со мной.
Ей осталось лишь покачать головой.
— Ну и ну!
Эм Джи подставил пустой стакан, она вновь наполнила его, долила доверху свой и пошла на кухню. За кочергой.
Когда она вернулась, оба стакана были пусты. У девушки вспотели ладони. Она держала кочергу в трясущихся руках и пыталась справиться с неотвратимо подступающей к горлу тошнотой.
— Вы уверены, что без этого нельзя обойтись? — прошептала она.
Эм Джи бросил мутный взгляд на кочергу, а затем перевел его на девушку.
— Уверен… Не будьте занудой.
Он таки заставил ее рассмеяться.
— Поздно спохватились. Я и есть зануда.
Он повернулся на бок. Пластиковая скатерть под ним была испачкана кровью. Заметив это, Кэтлин поняла, что само по себе кровотечение не остановится. Да, она должна была отправить его в больницу, но это наверняка погубило бы его. Сделай она такую попытку, и первый же врач сообщил бы в полицию о человеке с огнестрельной раной, и это стало бы концом их великого побега.
И все же… Господи, как ей не хотелось делать это!
— Ну же, давайте, — сцепив зубы, поторопил ее Эм Джи. — Пока не остыла.
Он действительно потерял сознание. Кэтлин была рада этому. Она с трудом соображала, что делает, с трудом двигала руками. Нельзя было продохнуть от внезапно возникшего запаха горелого мяса. Он напрягся, как струна, задохнулся и выгнулся от боли. Потом глаза его закатились, и все кончилось…
Как он и обещал, кровотечение прекратилось. Кэтлин сумела забинтовать рану, вытащить из-под него пластиковую скатерть и отнести ее в ванную. И только здесь она почувствовала позыв к рвоте. Ее стошнило всем, что она съела за весь этот день. А потом — несчастная, окоченевшая, измученная, облаченная в одежду, которая пахла Эм Джи, — она свернулась клубком на полу и заплакала. Не в силах видеть его бледное, выразительное лицо с широко открытым в безмолвной муке ртом.
Этой ночи, казалось, не будет конца. Когда она начиналась, Кэтлин сидела на полу у кровати, не желая тревожить сон Эм Джи. Она выключила магнитофон, предпочитая слушать отдаленный рокот океана. И просто смотрела на изможденное лицо раненого, освещенное лунным светом, и думала о том, как очутилась здесь.
Когда ночь была уже на исходе, девушка опиралась спиной об изголовье, держала в объятиях человека, похитившего ее днем раньше. У него начался бред. Кэтлин не знала, было ли тому причиной виски, раны или крайняя усталость, но его мозг продолжал работать и во сне.
Эм Джи метался, порываясь бежать за кем-то, кого здесь не было, а однажды, когда ей показалось, что он наконец-то успокоился, простонал имя — Мария.
Он боролся с путами сна, а затем задыхался от боли, не оставлявшей его даже по ту сторону сознания. Что-то бормотал и ругался — сначала по-английски, затем по-испански. Требовал, умолял и наконец попытался сорвать бинты. Но тут вмешалась Кэтлин.
— Эм Джи, успокойтесь, — умоляла она, держа его вырывающиеся, беспокойные руки, гладя сильные, мозолистые пальцы, пытаясь унять их дрожь. — Тс-с-с… — тихонько шептала она, устроившись на краешке кровати.
Покрывало поднималось и опускалось в такт его прерывистому дыханию. Порой голова Эм Джи напряженно замирала на подушке, как будто он хотел кого-то разглядеть там, в дебрях горячечных видений. Кэтлин придвинулась к нему ближе.
— Все в порядке, — успокаивала она, приложив тыльную сторону ладони к пылающей щеке раненого.
— Мария? — В его голосе слышалась мольба, обращенная к призраку. У Кэтлин побежали по спине мурашки. — Пожалуйста, не надо… Ради Бога, не надо…
— Все хорошо, — снова и снова повторяла девушка.
Но Эм Джи не слышал ее. Казалось, он внимал словам неведомой ей Марии. И они причиняли ему большее страдание, чем физическая боль.
Кэтлин пыталась справиться с подступающими слезами: она словно растворялась в мучениях этого человека, не зная, как облегчить их. Чувствуя такое одиночество, какого никогда не предполагала увидеть в этих отчаянных глазах, и мечтая хоть чем-нибудь помочь ему.